У бабушки в гостях давно я не был. Свет из окна дорогу мне укажет. Седая, как Былое или Небыль, она сидит одна в избе и вяжет. А перед нею Библия раскрыта. И меж страниц - очки на медной дужке, как упряж лошадиная в конюшне. Псалмы пропеты и уже забыты, лишь пение сверчка звучит в избушке - все тише, осторожней, простодушней... Да кошечка мурлычет в нетерпенье: клубок кружится, кажется мышонком, забравшимся к к старушке на колени, - а в лапы не дается. Слоем тонким золы покрыт очаг. Свеча желтеет топленым маслом и трещит, как хворост. а то звездой вечернею мигает и смотрит на меня и мысль лелеет стать подлинной звездой. И желтый колос ее огня пышнее расцветает. А ходики на стенке еле-еле идут - уж съела ржавчина колеса; но в их суровом, неприклонном деле об остановке нету и вопроса. Они живут в исбе волшебной птицей. Живут круглогодичною кукушкой - искусственной, зато неуязвимой. Кукуют и не смеют ошибиться. и дружат с одинокою старушкой. за годом год суля, за летом зиму. Пора идти, а все не ухожу я. теплом от печки пышет. А когда я уйду - уж звезды в небе врассыпную и полная луна взошла, сверкая. Она блестит, как бабушкин кофейник. В лесу ночном. залитом лунным светом, бреду неторопливыми шагами. В лучах луны приветлив черный ельник - он бабушкиным кажется буфетом. Домой вернусь едва ль не с петухами. |